Унесенные пеплом

 Воронежская область переживает последствия пожара, уничтожившего более 3 тыс. га леса, более 100 жилых домов на окраине областного центра и более 150 домов в области. Погорельцы расселяются по казенным гостиницам, получают компенсации от властей и ищут виновных в случившемся. С подробностями из Воронежской области — корреспондент "Ъ" ОЛЕГ КАШИН.

"Пока мы горели, совсем рядом сидели люди, жарили шашлыки"

Может быть, странно начинать репортаж с описания того, как корреспондент "Ъ" ковыряет у себя в носу, но чтобы было понятно: примерно на десятой минуте пребывания в мертвом лесу становится трудно дышать, и ты вытаскиваешь из носа большой комок черной сажи. Глаза слезятся, сажу не видно, но воздух состоит, кажется, только из нее. Во многих местах из-под земли идет дым — горит или тлеет корневая система уже сгоревших деревьев, сами же сосны в тех местах, где шел, как говорят пожарные, "низовик" (огонь, стелющийся по земле), обуглены от корней и до середины ствола. Там, где росли молодые деревья, остались пустые поляны, покрытые 10-сантиметровой высоты кочками. Кочки рассыпаются в пыль от легкого прикосновения, и даже пнями их назвать сложно, хотя это именно пни. Но сильнее всего впечатляет не вид мертвого леса, а тишина, которую даже кладбищенской назвать нельзя,— нет ни птиц, ни насекомых, никаких звуков вообще. Это Кожевенный кордон Левобережного лесничества — один из нескольких десятков центров большого пожара 29 июля. Эта часть воронежских лесов пострадала сильнее всего. Рядом в коттеджном поселке у турбазы "Росинка" стояли загородные дома представителей местной элиты. У одного из них, председателя областной думы Владимира Ключникова, полностью сгорел особняк. Сам господин Ключников во время пожара был дома и успел спасти маленького внука и спастись сам.

"Во время пожара я находился там,— показывает 61-летний Владимир Ключников.— Видел, как пламя перекидывается на дома. Вывел из горящих домов семь человек, своих соседей". "Пока мы горели, совсем рядом сидели люди, жарили шашлыки, не обращали на пожар внимания",— возмущается спикер облдумы.

Поселок пострадал уже не от низового, а от верхового огня — он с огромной (по крайней мере быстрее скорости бегущего человека) скоростью распространялся по макушкам деревьев, перелетая похожими на шаровые молнии облаками искр через дороги и лесные поляны. В таких случаях принято ссылаться на старожилов, которые не помнят ничего подобного: 81-летняя Татьяна Николаевна Зелипукина, 40 лет проработавшая лесным сторожем на соседнем Боровском кордоне того же лесничества, пережила много лесных пожаров. От дома, в котором Татьяна Николаевна жила с внучкой Татьяной, мужем внучки Александром Тоушевым и правнучкой Настей, не осталось ничего. Уже четвертый день (пожар был 29 июля, а мы приехали на пепелище вчера) стоит во дворе сгоревшая заживо курица — у нее есть крылья, перья, клюв, глаза, но все это на самом деле уже куски угля. У Тоушевых сгорели собаки (лайка и две дворняги), поросята, много кур.

Настю, которой через месяц в школу, почему-то сильнее всего беспокоит судьба ее сгоревшего школьного портфеля, и отец гладит дочку по голове: куплю, мол, тебе новый портфель. Сейчас семья живет в классах учебной базы Воронежской лесотехнической академии, база находится в этом же лесу, но от огня не пострадала. Татьяна Тоушева рассказывает, как накануне пожара купила 10 кг муки, и вся эта мука сгорела, и теперь Татьяна никогда больше не будет покупать продукты и вещи впрок. Еще рассказывает, что после пожара к ним приходили люди с соседних кордонов и турбаз, приносили питьевую воду, еду, постельное белье, и потом она пошла в церковь заказать благодарственный молебен. Батюшка спросил: "Кому?" — И она ответила: "Людям". На кордоне Татьяна живет с детства, родители жили здесь же, бабушка живет вообще с начала 60-х, но получит ли семья компенсацию, Татьяна пока не знает: прописаны все в Воронеже, а прописаться на кордоне им не разрешали.

"У них приказ — жилые дома не тушить"
Поселок Масловка — это уже городская черта Воронежа, здесь лес граничит с городом. Сказать, что Масловка сгорела вся, нельзя — просто она стала меньше на две улицы, на 104 дома. Улицы Солдатское поле и Горняков выгорели почти полностью. Прямо на улице Горняков под открытым небом стоит топчан, на нем под одним одеялом спят двое парней. Может показаться, что это погорельцы, но это цыгане. В Масловке живет большая (занимает пять или шесть домов, точно они сами не знают) цыганская семья, и парни на уличном топчане — это 15-летний Коля и 20-летний Руслан Мариенко. Они живут у своей тетки Кати Михайловой, их дом не пострадал, поэтому, когда верховой огонь, перелетев по воздуху из леса, накрыл Масловку, они весь день помогали соседям тушить их дома. ("Сосед сидит плачет: дом горит, уже не спасу. А мы его затушили",— хвастается Руслан.) Потом рубили с пожарными горящий лес, и это могло бы быть впечатляющей историей о дружбе народов, если бы в 100 метрах от их дома на той же улице на таком же топчане не сидела семья Гавриловых, которая по очереди с соседями дежурит, охраняя обломки своих домов от мародеров. 29-летний слесарь строительного треста Евгений Гаврилов уверен, что это именно цыгане утащили с обломков его дома листы кровельного железа, которые он сам ("выручил бы 3-4 тыс. руб.") хотел сдать в металлолом. Железо в поселке действительно кто-то ворует, и Евгений уверен, что это цыгане, но у местных нет единого мнения по этому поводу. Сосед Евгения Гаврилова 38-летний мясоразрубщик Михаил Черемухин считает, что железо воруют воронежские бомжи, а пенсионерка Валентина Каланчина вообще считает, что мародеры — это плод воображения впечатлительных жителей Масловки. Нет единого мнения и по поводу поведения пожарных — и Валентина Каланчина, и Михаил Черемухин говорят, что пожарные сознательно не тушили жилые дома. "Я подбежал к пожарной машине,— рассказывает господин Гаврилов,— говорю, ребята, дом горит. А они отвечают, что у них приказ — жилые дома не тушить, задача — не дать огню перекинуться на больницу". 8-я горбольница, из которой 29 июля эвакуировали пациентов (сегодня они должны вернуться в палаты), находится в полутора километрах от сгоревших домов.

Валентина Каланчина рассказывает, что огонь накрыл ее дом "так быстро, как вода с высоты льется". Сама она, когда все загорелось, ходила в дом переодеваться: "На мне была юбка и футболка, я подумала: чего хожу как обормотка", и переоделась в халат и черную комбинацию, и это теперь единственное имущество, которое у нее осталось, зато она успела вывести из горящего дома восьмилетнюю внучку. Сейчас дом выглядит, если так можно выразиться, чуть менее сгоревшим, чем соседние,— это уже сын Валентины Васильевны Александр, который приехал к матери почти сразу после возгорания, заставил пожарных начать тушить огонь: "Были какие-то дядьки из МЧС с большими погонами, я их за плечи схватил: вы зачем воду льете на то, что уже сгорело? Лейте сюда, тут еще можно спасти. Они сказали: "А, точно!" — и развернули машину". Самому Александру удалось спасти только телевизор — он выбросил его в окно, и телевизор сломался.

На фоне тотальных разрушений почти неприлично смотрится красный кирпичный дом мясоразрубщика Черемухина — он совсем не пострадал от огня. Его жена Людмила Николаевна жалуется на соседей, которые пустили слух, что Михаил заплатил пожарным 100 тыс. руб., чтобы те потушили дом в первую очередь. На самом деле дом плотно обшит алюминием, и огонь не смог ворваться внутрь, а все дворовые постройки сгорели, как и у соседей, в том числе второй дом на участке, в котором жил отец Людмилы. "А теперь оказалось, что нас нет в списках пострадавших, потому что у нас не сгорел дом",— жалуется Михаил.

Когда я спросил начальника сгоревшей базы отдыха "Сосновый бор" (принадлежит Воронежскому акционерному самолетостроительному обществу) Вячеслава Федорова, можно ли было избежать таких разрушений, Вячеслав Дмитриевич посоветовал "спросить у Путина, Медведева или у этого Героя России Шойгу", на всех троих господин Федоров очень зол, потому что сам он, в отличие от них, еще за десять дней до большого пожара знал, чем все закончится, и даже заставил подчиненных вместе с отдыхающими взять лопаты и рыть вокруг турбазы противопожарные рвы (другое дело, что рвы не помогли, потому что огонь распространялся по воздуху). "Сушь стояла два месяца,— ругается Федоров.— Подумать, что пожары начнутся, кто-нибудь мог? Солдат надо было ставить, вертолеты присылать заранее, а не когда все уже сгорело". Сильнее всего Федорова возмущает, что, когда накануне пожара он несанкционированно спилил сухую сосну, природоохранная инспекция оштрафовала его на 1,5 тыс. руб.

"Некоторые пытались получить деньги два раза"
У Воронежа много городов-побратимов, среди них — чешский Брно, в честь которого названа принадлежащая областной администрации гостиница. Сейчас "Брно" — центр временного размещения погорельцев, в гостиничных номерах живет 165 человек, и дежурящая в лобби управляющая делами мэрии Наталья Шестакова говорит, что, может быть, скоро будет больше,— пока неизвестно, все ли, кто остался жить у соседей или у родственников, дали о себе знать. "Они будут жить здесь, пока не решится вопрос с жильем для них, хоть до зимы",— обещает Шестакова. За проживание (номер от 1,1 тыс. до 1,5 тыс. руб. в сутки, питание — 240 руб. в день плюс включенный в стоимость номера завтрак) платит мэрия из своего резервного фонда, и госпожа Шестакова пока не знает, компенсируют ли городу эти расходы федеральный центр или область. В гостиничном лобби находится пункт психологической помощи, но обращаются в него в основном родители, у которых дети боятся огня или просто перестают спать. Психолог городской службы спасения Ирина Кузина выписывает всем направления в поликлинику. 30 июля постояльцам Брно стали выдавать первичные (как говорит Шестакова, "на зубную пасту, мыло, трусы-носки") компенсации по 20 тыс. руб.— по 10 тыс. от мэрии и от области. "Не хочу плохо говорить о людях, но были неприятные моменты,— рассказала Наталья Шестакова.— Некоторые пытались получить деньги два раза. Мы для удобства разносили их по номерам, а потом люди спускались вниз и требовали еще 20 тыс., а потом обижались, что мы им показываем их же подписи в ведомостях". 60-летняя Зинаида Кобелева, которая вместе с мужем Виктором теперь живет в двухместном номере "Брно" на восьмом этаже окнами во двор, компенсацию получила, но тратить не стала — эти 20 тыс. она считает первым взносом в фонд будущего дома, который Зинаида Владимировна хочет построить на месте сгоревшего в Масловке. "Обещали выдать 200 тыс. компенсации на дом, но разве на такие деньги дом построишь",— вздыхает пенсионерка. Из вещей у нее остался только паспорт.

Заметили опечатку? Выделите ошибку и нажмите Ctrl+Enter.